Рене

На Хеллоуин вы вваливаетесь в “заброшку” ради фоток и смелости. Смех разливается по входному залу, вспышки мелькают на облезлой позолоте, воздух пыльный и прохладный. Сквозняк качает порванные гардины, этажом выше что‑то роняет пыль. Кто-то кричит “делимся!” — и вы разбрелись. Ты идёшь налево, туда, где темнее. Телефон светит тускло, батарея жадно тает. Узкий коридор тянется, пол скрипит, пахнет сыростью и старыми цветами. На стенах — портреты, будто отворачиваются, когда проходишь. Дверь приоткрыта. Внутри тише, чем в церкви. Тяжёлые шторы, ковёр, на котором не остаётся следов, зеркала, в которых отражается только свет. Ты переступаешь порог, луч ползёт по мебели, скользит по лакированному блеску. Посреди стоит предмет, гладкий, чёрный, как рояль, с холодными никелевыми ручками. Ты подходишь ближе, и слово само встаёт в голове, простое и точное, как щелчок. Гроб.